Хронология рождения идеи космического лифта
© Антон Первушин, 2003

Часть первая. СКАЗКИ И ЛЕГЕНДЫ
(От начала времен по XIX век включительно)


1. ЛИСА-ЛЕКАРКА

Бывал-живал старик со старухой. Старик поса­дил кочешок в подпольецо, а старуха в попелушку. У старухи в попелушке совсем завял кочешок, а у ста­рика рос, рос, до полу дорос. Старик взял топор и вырубил на полу прямо кочешка дыру.

Кочешок опять рос, рос, до потолку дорос; старик опять взял топор и вырубил на потолку прямо кочешка дыру. Коче­шок рос, рос, до неба дорос.

Как старику поглядеть на верхушку кочешка? Полез по ко­решку, (Вариант: «Старик взял купил кирпичу, навозил и выклал лестницу до самого неба и полез») лез-лез,.лез-лез, долез до неба, просек на небе дыру и влез туда. Смотрит: стоят жерновцы; жерновцы повернутся — пирог да шаньга, наверх каши горшок. Старик наелся, напился и спать повалился.

Выспался, слез на землю и говорит: «Старуха, а старуха! Какое житье-то на небе! Там есть жерновцы, как повернутся — пирог да шаньга, наверх каши горшок!» — «Как бы мне, ста­ричок, там побывать?» — «Садись, старуха, в мешок; я тебя унесу». Старуха подумала и села в мешок.

Старик взял мешок в зубы и полез на небо; лез, лез, долго лез; старухе стало скучно, она и спрашивает: «Далеко ли, ста­ричок?» — «Далече, старуха!» Опять лез-лез, лез-лез. «Далеко ли, старичок?» — «Еще половина!» Опять лез-лез, лез-лез. Ста­руха снова спрашивает: «Далеко ли, старичок?» Только старик хотел сказать: «Недалече!» — мешок у него из зубов вырвался, старуха на землю свалилась и вся расшиблась. Старик спу­стился вниз по кочешку, поднял мешок, а в мешке одно костье, и то примельчалось.

. Пошел старик из дому и горько плачет. Навстречу ему лиска: «О чем, старичок, плачешь?» — «Как не плакать! Ста­руха расшиблась». — «Молчи, я вылечу». Старик пал лисице в ноги: «Вылечи, что угодно заплачу!» — «Ну, вытопи баньку, снеси туда толоконца мешочек, маслица горшочек, да старуху, а сам стань за двери и не смотри в баньку».

Старик вытопил баню, принес что надо и стал за двери; а лиса зашла в баню, двери на крюк, стала мыть старухины кости, моет — не моет, а все огладывает. Старик спрашивает: «Каково старушка?» — «Пошевеливается!» — говорит лиска, а сама доела старуху, собрала костье и сложила в уголок и при­нялась месить саламату.

Старик постоял-постоял и спрашивает: «Каково старуш­ка?» — «Посиживает!» — говорит лиска, а сама саламату до­хлебывает. Съела и говорит: «Старичок, отворь дверв шире». Он отворил, а лиса прыг из баньки и убежала домой. Старик вошел в баню, поглядел: только старухины кости под лавкой, и те оглоданы, толоконце и маслице съедено. Остался старик один в бедности.

(Источник: русская народная сказка, записал А.Н.Афанасьев в Архангельской области, 1860 г.)

2. СТАРИК ЛЕЗЕТ НА НЕБО

Жил старик и старуха. Старик катал, катал одну горошину. Она и упала наземь; искали, искали, не могли найти с неделю. Минула неделя, и увидели старик да старуха, что горошина дала росток; стали ее поливать, горошина взяла расти выше избы.

Горох поспел, и полез старик по горох, нащипал большой узел и стал слезать по китине. У старика узел упал и старуху убил; тем и кончилось.

(Источник: русская народная сказка, записал А.Н.Афанасьев в Вологодской области, 1860 г.)

3. СТАРИК НА НЕБЕ

Жил дед да баба, и была у них хата. Поса­дил дед бобинку, а баба горошинку под стол. Горошинку поклевала курица, а бобинка выросла под самый стол; приняли стол, она еще выше выросла, сняли на­кат, крышу — все растет, и выросла под самое небо. Дед полез на небо; лез, лез — стоит хатка, стены из блинов, лавки из калачей, печка из творогу, вымазана маслом. Он принялся есть, наелся и лег на печку отдыхать.

Приходят двенадцать сестер-коз; у одной один глаз, у дру­гой два, у третьей три, и так дальше; у последней двенадцать. Увидали, что кто-то попробовал их хатку, выправили ее и, уходя, оставили стеречь одноглазую. На другой день дед опять полез туда же, увидел одноглазую и стал приговари­вать: «Спи, очко, спи!» Коза заснула, он наелся и ушел. На следующий день сторожила двуглазая, потом трехглазая, и так дальше. Дед приговаривал: «Спи, очко, спи, другое, спи, третье! и проч.» Но на двенадцатой козе сбился, заговорил только одиннадцать глаз; коза увидала его двенадцатым и поймала.

(Источник: русская народная сказка, записал А.Н.Афанасьев, 1860 г.)



4. КОЧЕТОК — ЗОЛОТОЙ ГРЕБЕНЕК И ЖЕРНОВЦЫ

Жил да был себе старик со старухою, бедные-бедные! Хлеба-то у них не было; вот они поехали в лес, набрали желудей, привезли домой и начали есть. Долго ли, коротко ли они ели, только старуха уронила один желудь в подполье. Пустил желудь росток и в небольшое время дорос до полу. Старуха заприметила и говорит:

— Старик! Надобно пол-то прорубить; пускай дуб растет выше; как вырастет, не станем в лес за желудями ездить, станем в избе рвать.

Старик прорубил пол; деревцо росло, росло и выросло до потолка. Старик разобрал и потолок, а после и крышу снял. Деревцо все растет да растет и доросло до самого неба. Не стало у старика со старухой желудей, взял он мешок и полез на дуб.

Лез-лез и взобрался на небо. Ходил, ходил, по небу, увидал: сидит кочеток — золотой гребенек, масляна головка, и стоят жерновцы. Старик долго не думал, захватил с собою и кочетка и жерновцы и спустился в избу.

Спустился и говорит:

— Как нам, старуха, быть, что нам есть?

— Постой, — молвила старуха, — я попробую жерновцы.

Взяла жерновцы и стала молоть; ан блин да пирог, блин да пирог! Что ни повернет — все блин да пирог!.. И накормила старика.

Ехал мимо какой-то боярин и заехал к старику со старушкой в хату.

 — Нет ли, — спрашивает, — чего-нибудь поесть?

Старуха говорит:

— Чего тебе, родимый, дать поесть, разве блинков?

Взяла жерновцы и намолола: нападали блинки да пирожки. Приезжий поел и говорит:

— Продай мне, бабушка, твои жерновцы.

— Нет, — говорит старушка, — продать нельзя.

Он взял да и украл у ней жерновцы.

Как узнали старик со старухою, что украдены жерновцы, стали горе горевать.

— Постой, — говорит кочеток — золотой гребенек, — я полечу, догоню!

Прилетел он к боярским хоромам, сел на ворота и кричит:

— Кукареку! Боярин, боярин, отдай наши жерновцы золотые, голубые! Боярин, боярин, отдай наши жерновцы золотые, голубые!

Как услыхал боярин, сейчас приказывает:

— Эй, малый! Возьми, брось его в воду.

Поймали кочетка, бросили в колодезь; он и стал приговаривать: «Носик, носик, пей воду! Ротик, ротик, пей воду!» — и выпил всю воду.

Выпил всю воду и полетел к боярским хоромам; уселся на балкон и опять кричит:

— Кукареку! Боярин, боярин, отдай наши жерновцы золотые, голубые! Боярин, боярин, отдай наши жерновцы золотые, голубые!

Боярин велел повару бросить его в горячую печь. Поймали кочетка, бросили в горячую печь — прямо в огонь; он и стал приговаривать: «Носик, носик, лей воду! Ротик, ротик, лей воду!», — и залил весь жар в печи.

Вспорхнул, влетел в боярскую горницу и опять кричит:

— Кукареку! Боярин, боярин, отдай наши жерновцы золотые, голубые! Боярин, боярин, отдай наши жерновцы золотые, голубые!

Гости услыхали это и кинулись из дому, а хозяин побежал догонять их. Кочеток — золотой гребенек подхватил жерновцы да и улетел с ними.

(Источник: русская народная сказка, записал А.Н.Афанасьев в Воронежской области, 1860 г.)

5. БОБ ДО НЕБА

Жила в старину на свете злая женщина, и была у нее падчерица, да такая работящая, что мачеха еле поспе­вала ей работу задавать. Однажды, чтобы досадить сиротке, мачеха высыпала в золу бобы и велела падче­рице их выбрать.

Выбирала она. выбирала, но, как на грех, одну бо­бину не приметила, и стал боб в золе расти. Рос он, рос, пока не дорос до самого неба. Подумала сиротка да и полезла по бобу вверх: очень ей хотелось на небе свою добрую покойную матушку встретить.

Лезла она, лезла, пока, наконец, не добралась до неба. Смотрит: стоит маленькая избушка. Вошла она в из­бушку — на кровати дряхлый больной старичок лежит.

— Истопи мне баньку! — просит он падчерицу.

Со­гласилась сирота. А старичок говорит:

— Вот дровец у меня нет. Там за хлевом валяются старые лошадиные кости, так ими и топи. Вместо воды можно навозную жижу взять, ведь чистой-то водицы здесь поблизости нет. А вместо веника хвост дохлой лошади сойдет, на пригорке за хлевом найдешь его.

Услыхала все это сиротка, и жалко ей стало старичка. Не сказав ни слова, пошла она в дальний лес и принесла дров, натаскала из дальней речки чистой водицы и из молодых березовых веток связала мягкий веник. Истопила она баню, нагрела воды и зовет ста­ричка в баню.

— Слаб я, — говорит старичок, — не дойти мне са­мому. Доченька, милая, возьми меня за ноги и волоком в баню стащи.

Но сиротка достала тележку, усадила старичка и от­везла в баню. Попарила она в бане старичка, потом опять на тележке домой привезла и в постель его уло­жила.

— Доченька, милая, — говорит старичок, — уж так-то ты мне угодила, поэтому сходи-ка ты в амбар, там на ларе три ларчика небольших стоят. Возьми любой, только большой ларец, на котором кошка сидит, не бери.

Не хотела сиротка ничего брать, а потом все-таки пошла в амбар и взяла самый маленький и самый не­красивый с виду ларчик. Открыла сиротка ларчик, а он полон драгоценностей.

Обрадовалась сиротка, спустилась по бобу на землю и рассказала мачехе, как она ларчик получила.

У мачехи глаза разгорелись: вот бы ее родной дочери такое богатство добыть! Велела она и своей дочке бобы из золы выбирать. Выбирала дочь бобы, выбирала, а одну бобину нарочно в золе оставила. Стал боб расти, расти, пока до самого неба не дорос.

Обрадовалась родная дочка и полезла по бобу вверх. Лезла, лезла, пока, наконец, до неба не добралась. Уви­дела она избушку, а в избушке нашла больного ста­ричка.

— Истопи мне баньку! — просит ее старичок жалоб­но. — Болен я, не могу сам истопить.

Не хотела сначала родная дочь баню топить, но потом согласилась и сердито у старичка спрашивает:

— А дрова где? А вода где? А веники где?

— Нет у меня дров, — отвечает старичок, — но за хлевом старые лошадиные кости валяются, ими и топи. Вместо воды придется навозную жижу взять: нет во­дицы поблизости. А вместо веника сойдет хвост дохлой лошади, что на пригорке лежит.

Истопила родная дочь баню старыми лошадиными костями, согрела навозную жижу и вместо веника поло­жила хвост дохлой лошади. А потом и говорит:

— Ну, ступай в баню!

— Доченька, милая, — отвечает старичок, — слаб я, ты уж стащи меня в баню, не слушаются меня ноги больше!

Ухватила родная дочь старичка за ноги и потащила в баню. В бане потерла она старичку спину, потом опять за ноги домой притащила и на кровать бросила.

— За то, что услужила мне, — говорит старичок дочке, — я тебя награжу. Сходи-ка в амбар, там на большом ларе стоят три маленьких ларчика. Любой возьми, не бери только большого ларца, на котором кошка сидит.

Обрадовалась родная дочь, побежала в амбар, со­гнала кошку и схватила большой красивый ларец. По­лезла она по бобу вниз и вскоре добралась домой. Уже стемнело, поэтому на ночь спрятала она ларец в ам­баре.

Наутро все сбежались смотреть, что за драгоценности дочка принесла. Но только дверь приоткрыли, оттуда так и полыхнуло жарким пламенем. Сгорело все: и ам­бар, и изба.

Вот так родная дочка много хотела, да все потеряла.

(Источник: народная латышская сказка, записал Я.Берзиньш в г.Пяле, 1926)

6. ДЖЕК И БОБОВЫЙ СТЕБЕЛЬ

Жила когда-то на свете бедная вдова, и был у нее один-единственный сын Джек да корова Белянка. Корова каждое утро давала молоко, и мать с сыном продавали его на базаре, — этим и жили. Но вот как-то раз Белянка не дала молока, и они просто не знали, что делать.

— Как же нам быть? Как быть? — твердила мать, ломая руки.

— Не унывай, мама! — сказал Джек. — Я наймусь к кому-нибудь на работу.

— Да ведь ты уже пробовал наниматься, только никто тебя не берет, — отвечала мать. — Нет, видно, придется нам продать нашу Белянку и на вырученные деньги открыть лавку или каким-нибудь другим делом заняться.

— Что ж, хорошо, мама, — согласился Джек. — Сегодня как раз базарный день, и я живо продам Белянку. А там и решим, что делать.

И вот взял Джек в руки повод и повел корову на базар. Но не успел далеко отойти, как повстречался с каким-то чудным старичком.

— Доброе утро, Джек! — сказал старичок.

— И тебе доброго утра! — ответил Джек, а сам удивляется: откуда старичок знает, как его зовут?

— Ну, Джек, куда путь держишь? — спросил старичок.

— На базар, корову продавать.

— Так, так! Кому и торговать коровами, как не тебе! — посмеялся старичок. — А скажи-ка, сколько нужно бобов, чтобы получилось пять?

— Ровно по два в каждой руке да один у тебя во рту! — ответил Джек: он был малый не промах.

— Верно! — сказал старичок. — Смотри-ка, вот они, эти самые бобы! — и старичок вытащил из кармана горстку каких-то диковинных бобов. — И раз уж ты такой смышленый, — продолжал старичок, — я не прочь с тобой поменяться — тебе бобы, мне корова!

— Иди-ка ты своей дорогой! — рассердился Джек. — Так-то лучше будет!

— Э-э, да ты не знаешь, что это за бобы, — сказал старичок. — Посади их вечером, и к утру они вырастут до самого неба.

— Да ну? Правда? — удивился Джек.

— Истинная правда! А если нет — заберешь свою корову обратно.

— Ладно! — согласился Джек: отдал старичку Белянку, а бобы положил в карман.

Повернул Джек назад и пришел домой рано — еще не стемнело.

— Как! Ты уже вернулся, Джек? — удивилась мать. — Я вижу. Белянки с тобой нет, значит, ты ее продал? Сколько же тебе за нее дали?

— Ни за что не угадаешь, мама! — ответил Джек.

— Да ну? Ах ты мой хороший! Фунтов пять? Десять? Пятнадцать? Ну уж двадцать-то не дали бы!

— Я говорил — не угадаешь! А что ты скажешь вот про эти бобы? Они волшебные. Посади их вечером и...

— Что?! — вскричала мать Джека. — Да неужто ты такой дурак, такой болван, такой осел, что отдал мою Белянку, самую молочную корову во всей округе, да к тому же гладкую, откормленную, за горсточку каких-то скверных бобов? Вот тебе! Вот тебе! Вот тебе! А твои драгоценные бобы — вон их, за окно!.. Ну, теперь живо спать! И есть не проси — все равно не получишь ни глотка, ни кусочка!

И вот поднялся Джек к себе на чердак, в свою комнатушку, грустный-прегрустный: и матери жалко было, и сам без ужина остался.

Наконец он все-таки заснул.

А когда проснулся, едва узнал свою комнату. Солнце освещало только один угол, а вокруг было темным-темно. Джек вскочил с постели, оделся и подошел к окну. И что же он увидел? Да что-то вроде большого дерева. А это его бобы проросли. Мать Джека вечером выбросила их из окна в сад, они проросли, и огромный стебель все тянулся и тянулся вверх и вверх, пока не дорос до самого неба. Выходит, старичок-то правду говорил!

 Бобовый стебель вырос возле самого Джекова окна. Вот Джек распахнул окно, прыгнул на стебель и полез вверх, словно по лестнице. И все лез, и лез, и лез, и лез, и лез, и лез, пока наконец не добрался до самого неба. Там он увидел длинную и широкую дорогу, прямую как стрела. Пошел по этой дороге и все шел, и шел, и шел, пока не пришел к огромному-преогромному высоченному дому. А у порога этого дома стояла огромная-преогромная высоченная женщина.

— Доброе утро, сударыня! — сказал Джек очень вежливо. — Будьте так любезны, дайте мне, пожалуйста, чего-нибудь позавтракать!

Ведь Джек лег спать без ужина и был теперь голоден как волк.

— Позавтракать захотел? — сказала огромная-преогромная высоченная женщина. — Да ты сам попадешь другим на завтрак, если не уберешься отсюда! Мой муж людоед, и самое его любимое кушанье — это мальчики, изжаренные в сухарях. Уходи-ка лучше, пока цел, а то он скоро вернется.

— Ох, сударыня, очень вас прошу, дайте мне чего-нибудь поесть! — не унимался Джек. — У меня со вчерашнего утра ни крошки во рту не было. Истинную правду говорю. И не все ли равно: поджарят меня или я с голоду умру?

Надо сказать, что людоедша была неплохая женщина. Она отвела Джека на кухню и дала ему кусок хлеба с сыром да кувшин молока. Но не успел Джек съесть и половины завтрака, как вдруг — топ! топ! топ! — весь дом затрясся от чьих-то шагов.

— О Господи! Да это мой старик! — ахнула людоедша. — Что делать? Скорей прыгай сюда!

И только она успела втолкнуть Джека в печь, как вошел сам великан-людоед.

Ну и велик же он был — гора горой! На поясе у него болтались три теленка, привязанных за ноги. Людоед отвязал их, бросил на стол и сказал:

— А ну-ка, жена, поджарь мне парочку на завтрак! Ого! Чем это здесь пахнет?

Фи-фай-фо-фам,

Дух британца чую там.

Мертвый он или живой —

Попадет на завтрак мой.

— Да что ты, муженек? — сказала ему жена. — Тебе померещилось. А может, это еще пахнет тем маленьким мальчиком, что был у нас вчера на обед, — помнишь, он тебе по вкусу пришелся? Поди-ка лучше умойся да переоденься, а я тем временем приготовлю завтрак.

Людоед вышел, а Джек уже хотел было вылезти из печи и убежать, но людоедша не пустила его.

— Подожди, пока он не заснет, — сказала она. — После завтрака он всегда ложится подремать.

И вот людоед позавтракал, потом подошел к огромному сундуку, достал из него два мешка с золотом и уселся считать монеты. Считал-считал, наконец стал клевать носом и захрапел, да так, что опять весь дом затрясся.

Тут Джек потихоньку вылез из печи, прокрался на цыпочках мимо людоеда, схватил один мешок с золотом и — дай Бог ноги! — кинулся к бобовому стеблю. Сбросил мешок вниз, прямо в сад, а сам начал спускаться по стеблю все ниже и ниже, пока наконец не очутился у своего дома.

Рассказал Джек матери обо всем, что с ним приключилось, протянул ей мешок с золотом и говорит:

— Ну что, мама, правду я сказал насчет своих бобов? Видишь, они и в самом деле волшебные!

И вот Джек с матерью стали жить на деньги, что были в мешке. Но в конце концов мешок опустел, и Джек решил еще разок попытать счастья на верхушке бобового стебля. В одно прекрасное утро встал он пораньше и полез на бобовый стебель, и все лез, и лез, и лез, и лез, и лез, и лез, пока наконец не очутился на знакомой дороге и не добрался по ней до огромного-преогромного высоченного дома. Как и в прошлый раз, у порога стояла огромная-преогромная высоченная женщина.

— Доброе утро, сударыня, — сказал ей Джек как ни в чем не бывало. — Будьте так любезны, дайте мне, пожалуйста, чего-нибудь поесть!

— Уходи скорей отсюда, мальчуган! — ответила великанша. — Не то мой муж съест тебя за завтраком. Э, нет, постойка, — уж не тот ли ты мальчишка, что приходил сюда недавно? А знаешь, в тот самый день у мужа моего пропал мешок золота.

— Вот чудеса, сударыня! — говорит Джек. — Я, правда, мог бы кое-что рассказать насчет этого, но мне до того есть хочется, что, пока я не съем хоть кусочка, ни слова не смогу вымолвить.

Тут великаншу разобрало такое любопытство, что она впустила Джека и дала ему поесть. А Джек нарочно стал жевать как можно медленней. Но вдруг — топ! топ! топ! — послышались шаги великана, и великанша опять упрятала Джека в печь.

Потом все было как в прошлый раз: людоед вошел, сказал «Фи-фай-фо-фам...» и прочее, позавтракал тремя жареными быками, а затем приказал жене:

— Жена, принеси-ка мне курицу — ту, что несет золотые яйца!

Великанша принесла, а людоед сказал курице: «Несись!» — и та снесла золотое яйцо. Потом людоед начал клевать носом и захрапел так, что весь дом затрясся.

Тогда Джек потихоньку вылез из печи, схватил золотую курицу и вмиг улепетнул. Но тут курица закудахтала и разбудила людоеда. И как раз, когда Джек выбегал из дома, послышался голос великана:

— Жена, эй, жена, не трогай моей золотой курочки!

А жена ему в ответ:

— Что это тебе почудилось, муженек?

Только это Джек и успел расслышать. Он со всех ног бросился к бобовому стеблю и прямо-таки слетел по нему вниз.

Вернулся Джек домой, показал матери чудо-курицу и крикнул:

— Несись!

И курица снесла золотое яичко. С тех пор всякий раз, как Джек говорил ей: «Несись!» — курица несла по золотому яичку.

Так-то вот. Но Джеку этого показалось мало, и вскоре он опять решил попытать счастья на верхушке бобового стебля. В одно прекрасное утро встал он пораньше и полез на бобовый стебель и все лез, и лез, и лез, и лез, и лез, и лез, пока не добрался до самой верхушки. Правда, на этот раз он поостерегся сразу войти в людоедов дом, а подкрался к нему потихоньку и спрятался в кустах. Подождал, пока великанша пошла с ведром по воду, и — шмыг в дом! Залез в медный котел и ждет. Недолго он ждал; вдруг слышит знакомое «Топ! топ! топ!» И вот входят в комнату людоед с женой.

— Фи-фай-фу-фам, дух британца чую там! — закричал людоед. — Чую, чую, жена!

— Да неужто чуешь, муженек? — говорит великанша. — Ну, если это тот сорванец, что украл твое золото и курицу с золотыми яйцами, он уж, конечно, в печке сидит!

И оба бросились к печи. Хорошо, что Джек не в ней спрятался!

— Вечно ты со своим «фи-фай-фу-фам!» — сказала людоедша. — Да это тем мальчишкой пахнет, какого ты вчера поймал. Я только что зажарила его тебе на завтрак. Ну и память у меня! Да и ты тоже хорош — за столько лет не научился отличать живой дух от мертвого!

Наконец людоед уселся за стол завтракать. Но он то и дело бормотал:

— Да-а, а все-таки могу поклясться, что... — и, поднявшись из-за стола, обшаривал и кладовую, и сундуки, и поставцы... Все узлы и закоулки обыскал, только в медный котел заглянуть не догадался.

Но вот позавтракал людоед и крикнул:

— Жена, жена, принеси-ка мне золотую арфу!

 Жена принесла арфу и поставила ее перед ним на стол.

 — Пой! — приказал великан арфе.

И золотая арфа запела, да так хорошо, что заслушаешься! И все пела и пела, пока людоед не заснул и не захрапел; а храпел он так громко, что чудилось, будто гром гремит.

Тут Джек и приподнял легонько крышку котла. Вылез из него тихо-тихо, как мышка, и дополз на четвереньках до самого стола. Вскарабкался на стол, схватил золотую арфу и бросился к двери.

Но арфа громко-прегромко позвала:

— Хозяин! Хозяин!

Людоед проснулся и увидел, как Джек убегает с его арфой.

Джек бежал сломя голову, а людоед за ним и, конечно, поймал бы его, да Джек первым кинулся к двери; к тому же ведь он хорошо знал дорогу.

Вот прыгнул он на бобовый стебель, а людоед нагоняет. Но вдруг Джек куда-то пропал. Добежал людоед до конца дороги, видит — Джек уже внизу, из последних силенок спешит. Побоялся великан ступить на шаткий стебель, остановился, стоит, а Джек еще пониже спустился. Но тут арфа опять позвала:

— Хозяин! Хозяин!

Великан ступил на бобовый стебель, и стебель затрясся под его тяжестью.

Вот Джек спускается все ниже и ниже, а людоед за ним. А как добрался Джек до крыши своего дома, закричал:

— Мама! Мама! Неси топор, неси топор!

Мать выбежала с топором в руках, бросилась к бобовому стеблю, да так и застыла от ужаса: ведь наверху великан уже продырявил облака своими ножищами.

Наконец Джек спрыгнул на землю, схватил топор и так рубанул по бобовому стеблю, что чуть пополам его не перерубил.

Людоед почувствовал, что стебель сильно качается, и остановился. «Что случилось?» — думает. Тут Джек как ударит топором еще раз — совсем перерубил бобовый стебель. Стебель закачался и рухнул, а людоед грохнулся на землю и свернул себе шею.

Джек показал матери золотую арфу, а потом они стали ее за деньги показывать, а еще золотые яйца продавать. А когда разбогатели, Джек женился на принцессе и зажил припеваючи.

(Источник: Английская народная сказка)

Разрешение на публикацию отдельной главы из книги получено у самого автора.